Владислав Владимирович Николаенко

Православие и литературоведение

 

Если милость Божия привела вас в Церковь, а сами вы попущением Его пришли ещё и в филологию, то до вас наверняка доносились голоса, толкующие о несовместимости православия и литературоведения. Справа Ц басы: лЧем мирским суемудриям предаваться, лучше бы о душе подумали!╗ Слева Ц дишканты: лИзбавьте же наконец науку от внешней идеологии! Раньше Ц марксизм, теперь Ц поповщина!╗

И те, и другие не совсем неправы. Воистину есть вещи на свете и поважнее литературоведения. И Ц да, сейчас почти всё, претендующее быть лправославным литературоведением╗, выглядит какой-то псевдоморфозой марксизма-ленинизма. Только сейчас наибольший комплимент писателю Ц не лпроникнутый подлинно революционным...╗, а л...подлинно православным духом╗, а отрицательная характеристика нынче лодержимый бесовской гордыней╗ вместо лвоинствующий мракобес и оголтелый реакционер╗...

Голоса эти требуют и имеют право требовать ответа. И сразу заметим: второму ответить легче, стєит только признать очевидную истину: ллитературоведение должно быть наукой╗ (а любитель аргумента лсам съешь╗ добавил бы, что у ратующих за свободу мысли от религиозных пут с научностью тоже часто бывает неблагополучно). В самом деле, нежелание понимать текст, дешёвый морализм, автоматизм суждений, бездоказательность и предсказуемость выводов (всё это и впрямь преизобилует в лправославном литературоведении╗) Ц всё это недостатки, обусловленные никак не православием, а лишь непрофессионализмом.

Работы, где нам объясняют, что творения поэта N исполнены гордыни, прелести и нечестия, или, напротив, что писатель Х был истинным христианином и лишь по недосмотру не причислен пока к лику святых, пишутся, насколько я могу судить, по разным соображением. Одни авторы с неофитским рвением не по разуму (с разумом в таких случаях часто обходятся жестоко) спешат поведать публике недавно открывшиеся им истины, за этим, впрочем законным, стремлением забывая и об исследуемом тексте, и о науке, и о тому подобных пустяках. Другие используют православие как замену Передового Учения, позволявшего заранее знать ответы на все вопросы и чувствовать себя заведомо умнее изучаемого автора Ц это приятно и удобно, поскольку избавляет от необходимости читать и понимать читаемое. Что ж Ц и это вполне понятно; вне православной среды за Передовое Учение сходят подчас и Фрейд с Юнгом, и Фуко с Лаканом, и (тс-с-с!) Лотман с Топоровым. По мне же, описание поэта N, изживающего кастрационный комплекс, не научнее и не достовернее проповеди о поэте N, ослеплённом страстьми душевными (и то сказать: страсти-то и в самом деле есть у всякого, а насчёт кастрационных комплексов я не уверен).

Вопрос другой стороны: лА не зазорно ли православному христианину тратить время на книги, то ли пустые, то ли вовсе вредные?╗ Ц глубже и серьёзней чем кажется, несмотря даже на сходство с легендарной фразой халифа Омара, спалившего Александрийскую библиотеку (лЕсли в этих книгах написано то же, что в Коране, они не нужны; а если иное, то они вредны╗). Больше того, здесь Ц одна из важнейших проблем, стоящих сейчас перед Церковью.

Отношение русской церкви к послепетровской и вообще новоевропейской культуре в основном (без лспрямлений╗ тут не обойтись) колебалось между глухой обороной и глухим равнодушием. Да, конечно Ц для этого были причины. Да, конечно Ц и враждебность, и равнодушие, и глухота были обоюдными. Я не виноватых ищу, а напоминаю о факте: о сосуществовании двух культур (светской и церковной), мало знающих друг о друге и не любопытствующих узнать больше. Это спасло Церковь от многих серьёзных соблазнов (вроде теологии лсмерти Бога╗) и просто от провалов вкуса (вроде богослужений под рок-музыку), но это же это же создавало иные безвкусицы и соблазны. Чем обернулся для России (и для Церкви) этот разрыв между образованным обществом и православием, слишком известно...

В результате часто как единственно возможный для христианина преподносится следующий взгляд: лИз книг Ц Писание, Свв. Отцы, жития; из музыки Ц знаменный распев, из живописи Ц икона╗. Всё остальное объявляется, в зависимости от настроения, либо пустяками, недостойными внимания, либо прямой бесовщиной.

Достойна ли уважения такая точка зрения? Да, как и монашество (аналогом коего в культурной сфере она и является: монашество Ц отказ от мира, здесь Ц отказ от мирской культуры). Хуже, когда прєклятой объявляется культура современная (обычно это значит Ц непонятная и/ли неприятная говорящему): дескать, Бах Ц хорошо, рок-музыка Ц плохо; Пушкин Ц сойдёт, Бродский Ц ни-ни[1]... Здесь уже нет никакой логики, заслуживающей этого имени (и уважения). То же относится и к делению культуры по национальному или географическому признаку (вроде лчто может быть доброго с Запада╗?)

аБлажен избравший благую часть. Блажен, кто может жить только молитвой. Блажен, чьи мысли и чувства могут питаться одной только сакральной культурой. Монашество благословенно Ц но и миряне не прокляты. И когда спасение объявляли уделом одних только аскетов, Церковь, не колеблясь, называла это ересью. Некогда ап. Павел сумел увидеть в языческой философии детоводителя ко Христу Ц и Свв. Отцы воцерковили её. В таком же воцерковлении нуждается и новоевропейская культура. Но для этого её нужно услышать и понять. А филология Ц это служба понимания (примечательно, что на этом её определении сошлись неверующий М. Гаспаров с православным С. Аверинцевым).

Так что филология может послужить Церкви. Но и Церковь сегодня может послужить науке. Дух века сего, захвативший и филологическую среду, живёт ощущением: лИстины нет, а если и есть, то пошла она нафиг!╗ Очевидно, что такое мирочувствие угрожает самотождественности любой науки, и в первую очередь Ц гуманитарной. Увы, достойные плоды сего злонравия видны всякому, кто к оной причастен.

Дух этот силён, но, по счастью, как раз этому духу христианин сообразоваться решительно не может: недостойнейший из сынов Церкви всегда знает, лчто есть истина и что есть истина╗ (по слову А. В. Михайлова). И вполне возможно, что в непродолжительном времени только христиане и будут заниматься наукой, предоставив остальным более или менее интеллектуальный лтрёп╗. Но для этого мы в науке должны взыскать истины, а не повода для нравоучения или (упаси, Господи) пропаганды.