Литература европейской античности

 

Современная европейская культура выросла из двух корней: Библии и античности. Роль античной культуры для всего развития Европы трудно переоценить: у неё мы унаследовали все основные понятия, в которых мы осмысляем мир.

Античная литература объединяет две очень разных традиции: древнегреческую и римскую. Отношения их лнеравноправны╗: греческая литература на римскую не обращала никакого внимания, а почти все римские авторы сознательно избирали себе греческий образец, которому подражали и с которым соперничали. Это не случайно: само представление о литературе как художественной деятельности, самоценной и самозаконной, было создано греками Ц а от них его переняли сперва римляне, а за ними и вся Европа (в том числе и Россия).а

От античной литературы мы унаследовали деление литературы на три рода Ц эпос, лирику и драму. В древности и эпос, и драма (не говоря о лирике) могли быть только стихотворными Ц проза стояла особняком, на самой границе художественной словесности.

ЭПОС. Как в начале европейской литературы стоит литература античная, так в начале античной стоят поэмы Гомера Ц лИлиада╗ и лОдиссея╗. Они Ц та грань, которая отделяет литературу от стихии безличного, коллективного творчества.

Поэмы Гомера были созданы, видимо, в IX Ц VIII вв. до Р. Хр. на основе народных эпических песен о Троянской войне. Греческие мифы рассказывали, что некогда царевич Парис из города Трои в Малой Азии похитил прекраснейшую из женщин Ц жену спартанского царя Менелая Елену. Эти мифы подробно описывали и самые отдалённые причины этого события, и весь ход войны Ц от сборов греческого войска до возвращения победителей домой. Видимо, задолго до Гомера об этом были сложены небольшие песни-сказания вроде русских былин Ц их распевали бродячие певцы-аэды.

Три черты отличают поэмы Гомера от этой народной традиции. Во-первых, обе поэмы Ц не последовательное нанизывание эпизодов, а сложно выстроенные повествования. В лИлиаде╗ рассказывается только небольшой эпизод десятого (последнего года войны) Ц предыдущие и последующие события только упоминаются или подразумеваются. В лОдиссее╗ странствия главного героя тоже излагаются не последовательно: действие начинается как бы с середины, а затем из рассказов Одиссея мы узнаём о начале его приключений, а эти рассказы всё время перемежаются эпизодами путешествий сына Одиссея Ц Телемака, разыскивающего отца. Такая сложная композиция фольклору неизвестна Ц она возможна лишь для письменной литературы.

Во-вторых, изменились герои. Богатыри эпических сказаний у всех народов несоизмеримы с обычным человеком: скажем, Илья Муромец способен в одиночку справиться с целым войском, вырвать с корнями дуб и драться им вместо палицы, за полдня одолеть огромное расстояниеЕ Такими были в народных сказаниях о троянской войне и греческие герои: известен, например, миф о том, что Ахиллес был неузявим для оружия, его можно было ранить только в пятку (отсюда выражение лахиллесова пята╗). У Гомера Ахилла защищает его сила и воинское мастерство: о неузявимости нет ни слова. И так во всём: герои Гомера Ц обычные люди, только сильные и смелые.

В-третьих, события Гомеру интересны не сами по себе, а как предмет для любовного описания. Отчётливей всего это выступает в гомеровских сравнениях. Вот как они выглядят: предположим, Гомеру нужно сказать, что победа в ожесточённой битве не даётся ни той, ни другой стороне. И именно в этот момент в целую самостоятельную разворачивается сравнение, которое как бы изымает слушателя из ситуации боя: лЕ Держались Ровно они, как весы у жены, рукодельницы честной, Если, держа коромысло и чаши заботно равняя, Весит волну (шерсть Ц В. Н.) чтобы детям промыслить хоть малую плату. Так равновесно стояла и брань (битва Ц В. Н.), и сражение воинствЕ╗

Сюжет лИлиады╗ вкратце таков: во время дележа добычи предводителю греческого (ахейского) войска, царю Агамемнону, досталась взятая в плен дочь жреца Аполлона. Агамемнон отказался отпустить её за выкуп, и Аполлон в ответ на просьбы жреца насылает на греков мор. Узнав от прорицателя о причинах божьего гнева, греческие цари-военачальники под предводительством Ахилла, самого лучшего воина во всём войске, принуждают Агамемнона вернуть жрецу его дочь. Разъярённый Агамемнон взамен отбирает у Ахилла пленницу, которая составила его долю добычи. Это сознательное оскорбление Ц и Ахилл в гневе клянётся, что не будет больше принимать участия в сражениях, пока ахейцы не будут наказаны. Греки начинают терпеть поражение за поражением. Наконец друг Ахилла, Патрокл, выпрашивает у него позволение надеть его доспехи Ц и ахейцы, и троянцы решат, что перед ними Ахилл, греки приободрятся, а враги дрогнут. Но главный троянский герой, Гектор, в бою убивает Патрокла. Ахилл, виня себя в смерти друга, отказывается от своей клятвы, убивает Гектора и, чтобы насытиться местью, каждый день волочит его тело за своей колесницей вокруг Трои. Тогда троянский царь Приам, отец Гектора, ночью пробирается в палатку Ахилла и умоляет вернуть тело сына для погребения. Вспомнив о своём отце, растроганный Ахилл соглашается. Поэма заканчивается торжественным погребением Гектора.

лОдиссея╗ повествует о возвращении с Троянской войны одного из ахейских вождей Ц царя Одиссея с острова Итаки. Преследуемый мстительным богом морей Посейдоном, он десять лет скитался по дальним странам, потеряв всех спутников, в то время как его верную жену, Пенелопу, пытаются принудить к новому замужеству, а его сын Телемак пытался разузнать о судьбе отца.. Неузнанный, Одиссей приходит на пир женихов Пенелопы, разоряющих его дом, и избивает их, возвращая себе царскую власть.

Героика войны и полусказочная атмосфера волшебных приключений, любовь к родине и тоска по дому, честь и верность, милость и ярость нашли в поэмах Гомера такое воплощение, которое осталось для всей последующей культуры недосягаемым образцом. Даже соперничать с Гомером было почётно Ц не говоря уже о том, чтобы это состязание выдержать. Единственный из античных поэтов, кому это удалось Ц это Публий Вергилий Варон (70 Ц 19 гг. до Р. Хр.). Его поэма лЭнеида╗ считается вершиной римской поэзии.

За Вергилием не было народной эпической традиции, как за Гомером, зато была литературная, которой не было у автора лИлиады╗. Его поэма Ц не эпос, а воссоздание эпоса средствами весьма утонченной и учёной культуры. Цель её Ц связать основание Рима с событиями гомеровских поэм, и тем самым включить его во всемирную историю.

Одному из троянских царевичей, Энею, было предсказано, что ему суждено после гибели родного города основать за морем новую Трою. Спасшись с сыном и престарелым отцом из горящего города (мрачными картинами падения Трои начинается поэма), он пускается в странствия, постоянно вопрошая судьбу: не здесь ли цель пути? Не здесь ли будет новая родина троянцев? Буря забрасывает его к берегам Карфагена, где правит царица Дидона. Они с Энеем полюбили друг друга Ц но судьба велит ему плыть дальше, а брошенная царица кончает с собой. В поисках указаний Судьбы Эней спускается в ад (где встречается с тенью Дидоны, до дна испив боль вины, и выслушивает пророчество о грядущем величии Рима Ц его путь всё-таки оправдан) Ц и наконец обосновывается в Италии, где его потомки станут римским народом. Заканчивается поэма битвами троянцев с местными племенами, с которыми они впоследствии сольются.

Вергилий специально подбирает эпизоды так, чтобы они напоминали те или иные места из Гомера: странствия Энея напоминают странствия Одиссея, битвы в Италии напоминают сражения лИлиады╗. Но каждый раз сходство оттеняется различием: Эней вовсе не похож на гомеровских героев. Им движет не воинская честь: ему приходится отказаться от неё в самом начале, когда он, увидев горящую Трою и бесчинства победителей, отказывается от безнадёжной борбы. И его стремление к неведомой цели, к которой Судьба ведёт его трудным и мучительным путём, непохожа на тоску Одиссея по родимой Итаке. Одиссей устремлён к прошлому, его путь Ц это возврат. Эней устремлён в будущее, его путь Ц это осуществление обетования.

лЛирика╗ не случайно происходит от слова ллира╗ Ц когда-то лирикой назывались именно песни, исполняемые в сопровождении этого инструмента. Лирическая поэзия древней Греции дошла до нас главным образом в отрывках (иногда довольно пространных, иногда всего по нескольку строк или даже слов). В древности же наибольшей славой пользовались три поэта Ц Алкей (конец VII Ц начало VI в. до Р. Хр.), Сапфо (2-я пол. VII в. до Р. Хр.) и Анакреонт (559 Ц 478 гг. до Р. Хр.). Разницу их творческой направленности можно оценить даже по тем ничтожным обрывкам, которые известны сейчас. Вот мужественный Алкей, полный гражданского пафоса и азарта политической борьбы, сравнивает государство с кораблём в бурном море:

Под взмётом ветра новый взърился вал,

Навис угрозой тяжких трудов и бед.

ааааааааааа Натерпимся, когда на судно

ааааааааааааааааааааааа Бурно обрушится пенный гребень.

 

Дружней за дело! И возведём оплот,

Как медной броней, борт препояшем мы,

ааааааааааа Противоборствуя пучине,

ааааааааааааааааааааааа В гавань надёжную путь направим.

Вот страстная Сапфо взывает к богине любви, а та отвечает:

лСапфо! -- слышу. Ц Вот я! О чём ты молишь?

ааааааааааа Чем ты болеешь?

 

Что тебя печалит и что безумит?

Всё скажи! Любовью ль томится сердце?

Кто ж он, твой обидчик? Кого склоню я

ааааааааааа Милой под иго?

 

Неотлучен станет беглец недавний;

Кто не принял дара, придёт с дарами,

Кто не любит ныне, полюбит вскоре Ц

ааааааааааа И безответноЕ╗

Вот Анакреон с его любимой темой разгульной пирушки и лёгкой влюблённости (пектида Ц это лира):

Пирожком я позавтракал,

ааааааааааа отломивши кусочек,

Выпил кружку вина, -- и вот

ааааааааааа за пектиду берусь я,

Чтобы нежные песни петь

ааааааааааа нежной девушке милой.

Совсем иной была поэзия ещё одного греческого классика Ц Пинадара (521 Ц 441 г. до Р. Хр.). Он писал не лирику (т.е. сольные песни, какие пели о себе и для себя), а мелику Ц хоровые гимны, исполнявшиеся по важным государственным поводам. До нас дошёл его сборник од, написанных в честь победителей на играх Ц дляа древних греков такая победа свидетельствовала о милости богов к самому победителю и к его городу. Но победу и победителя Пиндар вспоминает лишь время от времени: главным содержанием его од оказывается напоминание о мифологических предках победителя и основателях его города, прославление богов и поэтического вдохновения:

О златая лира! Общий удел Аполлона и муз

ааааааааааа В тёмных, словно фиалки, кудрях,

Ты основа песни, и радости ты почин!

Знакам, данным тобой, послушны певцы,

Лишь только запевам, ведущим хор,

Дашь начало звонкою дрожьюЕ

В Риме первым лирическим поэтом был Валерий Катулл (87 Ц 57 до Р. Хр.). Он остался в памяти читателей прежде всего циклом любовных стихотворений, продолжающих традиции Сапфо (одно из них Ц прямой перевод одной из её песен) и посвящённых по большей части его возлюбленной, которую он называет Лесбией:

Будем, Лесбия, жить, любя друг друга!

Пусть ворчат старики, -- что нам их ропот?

За него не дадим монетки медной!..

Дай же тысячу сто мне поцелев,

Снова тысячу дай и снова сотню,

И до тысячи вновь и снова до стаЕ

А рядом с этой безмятежой любовью Катулл рисует и иную, полную терзаний: лИ ненавижу её, и люблю. лПочему же?╗ Ц ты спросишь. Сам я не знаю, но так чувствую я Ц и томлюсь╗.

Зрелости латинская поэзия достигает в стихах Квинта Горация Флакка, который прославился прежде всего своими одами. В них он одинаково свободно смешивает любовные темы (тоже с оглядкой на Сапфо), картины пиров (вслед за Анакреонтом), политические мотивы (вслед за Алкеем) и высокое лпиндарическое╗ парение. Вот начало стихотворения, которому подражали Державин и Пушкин:

Создал памятник я, бронзы литой прочней,

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой

Не разрушат его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет, время бегущееЕ

Младшим современником Горация был Публий Овидий Назон (43 г. до Р. Хр. Ц ок. 18 г. по Р. Хр.). Сосланный императором в город Томы (в нынешней Румынии), он написал два цикла стихотворений Ц лСкорбные элегии╗ и лПисьма с Понта╗. Жалобы изгнанника, порицание недругов, забота о своей поэтической славе и картины скудного пограничного быта наполняют их. Вот Овидий с удивлением южанина описывает замёрзшую реку:

Там, где сверкало весло, пешеходы ступают, и звонко

ааааааааааа Режет копыто коня гладь затвердевшую волн.

По навозданным мостам, над скользящими водами цугом

ааааааааааа Варварский тащат обоз шеи сарматских быков.

Верьте Ц не верьте, но нет мне корысти враньём пробавляться,

И очевидцу не грех полную веру даватьЕ

Рядом с лирической поэзией очень рано расцветает жанр эпиграммы. Это слово значит лнадпись╗, и изначально эпиграмма Ц действительно надпись: посвятительная на даре богам, поясняющая Ц на статуе, поминальная Ц на надгробии и т.п. Но вскорости стихи лосвобождаются╗ от предмета, превращаясь в афористичное изречение, обычно содержащее игру мысли или слова:

Целая жизнь коротка для счастливых людей, а несчастным

ааааааааааа Даже и ночь-то одна неизмеримо долга.

ааааааааааааааааааааааааааааааааааа (Лукиан)

Но только в руках римского поэта эпиграмма стала тем, что под

этим словом подразумеваем мы Ц коротким стихотворением сатирческого (чаще всего) содержания, которое обычно держится на острєте. Это Ц впечатление от эпиграмм Марка Валерия Марциала (ок. 40 Ц не позднее 104 г.):

Ты мила, это так, и ты богата;

Дева ты, -- и об этом мы не спорим;

Но коль слишком себя, Фабулла, хвалишь, --

Не мила, не богата и не дева.

ДРАМА. Древнегреческий театр родился из богослужения. На празднествах в честь Диониса (бога вина) хор пел песни, прославляющие божество, потом из хора выделился солист: изображая мифологического героя, он обменивался с хором вопросами и ответами. Когда солистов стало двое, появилась возможность продвигать действие при помощи диалога Ц так родилась греческая трагедия (буквально лкозлиная песнь╗ Ц видимо, в ранних трагедиях хор изображал сатиров, козлоногих спутников Диониса). Впоследствии число актёров было доведено до трёх, причём каждый мог исполнять по нескольку ролей, но больше трёх персонажей одновременно на сцене быть не могло). Хор до конца сохранял очень важное значение, то принимая участие в действии, то комментируя его своими песнопениями.

лОтцом трагедии╗ греки называли Эсхила (525 Ц 456 гг. до Р. Хр.). От него сохранились 7 трагедий, из которых, пожалуй, наибольшую славу стяжал "Прометей прикованный". Строится пьеса так:а Гефест (бог-кузнец) и слуги отца богов Зевса приковывают к скале Прометея: "Я против воли и твоей и собственной Тебя цепями к голой прикую скале, где голосов не слышно человеческих И лиц людских не видноЕ Не будет часа, чтобы мукой новою Ты не томилсяЕ"а Прометей Ц титан, т.е. тоже бог, только более древний, чем поколение богов-олимпийцев. В недавней войне титаны были свергнуты и лишены власти. Вина Прометея Ц в том, что он похитил для людей огонь с неба. Оставшись один, он жалуется на жестокость олимпийцев: "Глядите все, что боги богу сделали!.. Эту позорную казнь изобрёл Блаженных богов новоявленный вождьЕ Напрасен ропот! Всё, что предстоит снести, Мне хорошо известно. Неожиданной Не будет болиЕ"

Появляется хор Ц дочери Океана пришли посочувствовать Прометею: "Ободрись! Не бойся! Ведь с любовью наша стая Взапуски, на крыльях быстрых, К этой скале прилетелаЕ" Им Прометей сообщает, что одна из богинь родит сына, который будет могущественнее отца. Если этим отцом окажется Зевс, его власти над миром придёт конец. Поэтому именно Зевсу, а не Прометею, придётся искать примирения: "Я знаю, суров он, и волю свою Считает законом. Но вемя придёт Ц согнётся и он. Смягчится, уступит. Заставит нужда. Уймёт он тогда безумный свой гнев И сам поспешит, союзник и друг, Ко мне Ц союзнику-другу".а Следом за дочерьми появляется и сам Океан, он уговаривает Прометеяа последовать его примеру и примириться с Зевсом. Прометей отказывается. Хор оплакивает его участь, он отвечает знамениты монологом, где перечисляет, что он сделал для людей:

ЕУм и сметливость

Я в них, дотоле глупых, пробудить посмелЕ

ЕРазуменья не было

У них ни в чём, покуда я восходы звёзд

И скрытый путь закатов не поведал им.

Пермудрость чисел, из наук главнейшую,

Я для людейа измыслил, и сложенье буквЕ

Я первый, кто животных приучил к ярму,

И к хомуту, и к вьюку, чтоб избавили

Они людей от самой изнурительной

РаботыЕ

Короче говоря, одну ты истину

Запомни: все искусства Ц Прометеев дар.

Затем появляется Ио Ц прекрасная женщина, которую полюбил Зевс. Чтобы спасти её от гнева своей ревнивой супруги Геры, он превратил её в корову, но Гера создала овода, который гонит несчастную и не даёт ей остановиться. Это Ц и ещё одно свидетельство жестокости богов, и предзнаменование грядущего освобождения Прометея: потомком Ио будет Геракл, который избавит титана от мук. Прометей предсказывает это и даёт ей совет, куда отправиться, чтобы обрести покой.

Зевс присылает к Прометею вестника Ц бога Гермеса Ц са требованием открыть тайну брака, опасного владыке богов. Следует обмен короткими репликами: Прометей: О, горе! Гермес: Зевс не знает слова этого. аПрометей: Что ж, время, старясь, может научить всему. Гермес: Но ты умнее всё ещё не сделался. Прометей: А то б с тобой, холопом, говорить не стал. Гермес: Отцу, я вижу, отвечать не думаешь. аПрометей: Я так ему обязан, так признателен. Гермес: Как над мальчишкой, надо мной глумишься ты. По воле разгневанного Зевса непокорный титан проваливается в преисподнюю Ц так кончается эта трагедия.

За вторым из греческих трагиков, Софоклом (496 Ц 406 гг. до Р. Хр.), установилась слава "самого классичного из классиков". Образы Эсхила восхищали и поражали Ц но всё же на греческий вкус они были слишком грандиозны. По сравнению с ним Софокл выступал как идеал рассчитанной меры и ясности, -- а именно эти черты особенно ценились в эпоху классики.

От Софокла тоже сохранилось только 7 трагедий. Вот сюжет одной из них Ц "Антигоны": фиванский царевич Полиник, пытаясь отнять царство у своего брата, возглавил поход против родного города, убил брата, но погиб и сам. Новый царь Креонт запрещает хоронить того, кто поднял оружие против своей родины, и выставляет у трупа стражу. Но сестра убитого, Антигона, нарушает приказ: нравственный долг превыше законов государства.

Не знала я, что твой приказ всесилен

И что посмеет человек нарушить

Закон богов, не писанный, но прочныйЕ

И, устрашившись гнева человека,

Потом ответ держать перед богами

Я не хотела. Знала, что умру,

И без приказа твоего, не так ли?..

Но если сына матери моей

Оставила бы я непогребённым,

То это было бы прискорбней смертиЕ

Исполняя свой собственный закон, Креонт приговаривает Антигону к смерти Ц и эта жестокость обрушивается на него самого: кончает с собою его сын Ц жених Антигоны, не вынеся смерти сына, накладывает на себя руки и жена Креонта. Кончается трагедия тем, что Креонт оплакивает своё жестокосердие и неразумие.

аТретий великий трагик Греции, Еврипид (484 Ц 406 гг. до Р. Хр.) отошёл от прекрасной ясности Софокла. У Софокла пружина действия заводится в самом начале: Антигона смела и верна долгу женщины, Креонт упрям и верит во всесилие государства, и понадобится весь ужас финала, чтобы он раскаялся в своём упорстве. Еврипид ставит своих героев перед выбором, и мы видим, как этот выбор рождается из душевного борения.

В трагедии "Медея" показаны мучения гордой и властной женщины, пожертвовавшей всем ради любви, пошедшей ради неё даже на преступления Ц и получившей в награду предательство и неблагодарность:

Всё, что имела я, слилось в одном,

И это был мой муж, -- и я узнала,

Что этот муж Ц последний из людей.

Да, между тех, кто дышит и кто мыслит,

Нас, женщин, нет несчастней. За мужей

Мы платим, и не дёшево. А купишь,

Так он тебе хозяин, а не рабЕ

А главное Ц берёшь ведь наобум:

Порочен он иль честен, как узнаешьЕ

аЯсон, плававший за золотым руном, добыл его лишь с помощью полюбившей его колхской царевны Медеи (которая, чтобы задержать преследователей, убила родного брата). Она же решила возвести его на трон в его родном городе Иолке, погубив дядю Ясона, царя Пелия. Но убийство не помогло Ц Ясону с женой пришлось бежать в Коринф. Там Ясон изменил Медее и собирается жениться на дочери коринфского царя.Чтобы отомстить, она губит отравленными дарами царя и царевну, а Язону наносит самый страшный удар Ц убивает детей. Но ведь это её дети Ц и душевная борьба между чувствами матери с одной стороны, и оскорблённой гордостью царевны и ревностью обманутой женщины Ц с другой изображена Еврипидом точно и выразительно.

Античная трагедия, соединяющая в себе религиозные корни, моральный пафос, сильные характеры и высокую поэзию, осталась для всей последующей литературы одной из недосягаемых вершин. Мощный и величественный Эсхил, уравновешенный и благородный Софокл, острый и напряжённый Еврипид во многом определили европейский идеал прекрасного.

Бок-о-бок с трагедией существовала комедия (букв. "песня разгульной пирушки"). Она тоже происходила из обряда Ц из полупохабных насмешливых песенок, какие распевали на празднествах вроде нашей масленицы. В Афинах комедия выполняла примерно такую же роль, какую сейчас взяли на себя газеты Ц обсуждала вопросы политики и животрепещущие новости (понятно, в насмешливом тоне). А одной из таких новостей были трагедии Еврипида, с их экзальтированнми жестами и парадоксальными изречениями персонажей. Они обсуждаются в комедии Аристофана (ок. 445 Ц после 388 гг. до Р. Хр.) "Лягушки" (они составляют хор этой комедии, где действие происходит в загробном мире, на берегу реки Леты). Главная сцена комедии Ц суд, где бог Дионис весит на весах стихи Эсхила и Еврипида, чтобы выяснить, какие тяжелее, а значит Ц лучше:

ЕОжидать нам нужно,

Что один изящные словечки

Скажет, точно выточив их тонко (это, конечно, изысканный Еврипид Ц В.Н.),

А другой, слова с корнями вместе

Вырывая, бросится, и сразу

Эту массу слов его рассеет (а это Эсхил с его могучим слогом Ц В. Н.)Е

Начинается суд с перебранки поэтов, Еврипид упрекает Эсхила в неясности ("Реченья с конную скалу, что и понять-то трудно") и в повторениях, Эсхил Еврипида Ц в безнравственности ("Из хорощих людей и притом благородных ты сделал больших негодяев") и в однообразии ритмов.

В конце состязания стихи Эсхила перевешивают, Дионис забирает его обратно на землю. Эсхил, уходя, отдаёт свой престол под охрану Софокла Ц Еврипид посрамлён.

Трагедия, подобная Аристофановой, могла существовать только в маленьком греческом городке, где всё всем обо всём известно, каждая новость всех касается, каждый намёк понятен с полуслова, а граждане вольны публично высказывать своё мнение, не опасаясь расправы. Когда на смену свободным городам-государствам пришли огромные империи, комедия совершенно преобразилась. Виднейшим из представителей новой комедии стал Менандр (342 Ц 291 гг. до Р.Хр.). Его творчество плохо сохранилось (целиком дошла только одна комедия, да ещё от двух Ц большие куски), но мы можем представить его себе по комедии римской, где Тит Макций Плавт (ок. 250 Ц 184 гг. до Р. Хр.) и Публий Теренций Афр (195 или 185 Ц 159 гг. до Р. Хр.) писали полупереводы-полуподражания его комедиям Ц Плавт более грубым и сочным языком, Теренций более изысканным и изящным. В их комедиях тоже встречаем намёки на злобу дня Ц но только намёки: сюжет уже на них строиться не может. События разных комедий более или менее однотипны: как правило, в центре Ц влюблённая пара (юноша из хорошей семьи и несвободная девушка Ц часто гетера), любовь их проходит через препятствия, которые в конце снимаются неожиданным событиям (например, выясняется, что девушка Ц дочь знатных родителей, потерянная в младенчестве), так что ничто не мешает влюблённым соединиться. В разных комедиях видим одни и те же характеры-маски: хвастливый воин, молодящийся старик, наглый и хитрый прихлебатель, лукавый раб-пройдохаЕ

ПРОЗА. Античнуюа прозу писали ораторы, философы и историки Ц те, кого мы сейчас к писателям вообще не причисляем: в наше время одним из главных признаков художественной прозы считается вымышленный сюжет; в античности прозу делал художественной её стиль. Ораторы писали прозу красивую, где читатель (вернее, слушатель) наслаждался изящным слогом и отточенными изречениями. Историки писали прозу интересную: читатель с замиранием следил за сюжетом или забавлялся сведениями о далёких странах и чужестранных обычаях. Философы писали прозу умную: сюжет ей заменяло движение мысли. И главной в этой триаде была именно ораторская проза: и философы, и историки только тогда становились писателями, когда изложению учились у риторов.

Самым знаменитым греческим оратором был Демосфен (384 Ц 322 гг. до Р. Хр.). Потомки называли его просто Оратором Ц как Гомер был просто Поэтом. Стиль Демосфена Ц страстный и мощный, логические доводы лишь аккомпанируют эмоциональному напряжению. Вот как он объясняет свою враждебность политике Филиппа Македонского (в память о его речах против Филиппа и теперь гневное и негодующее обличение называют лфилиппикой╗):а лЕсли старался он завладеть Эвбеей, чтобы укрепиться там и напасть нааа Аттику, если стремился он прибрать к рукам Мегары, захватить Орей, сокрушить Порфм, и если он угнетал Геллеспонт, осаждал Византий, иные эллинские города разорял, а в иные возвращал изгнанников, -- итак, совершая всё это, неужто не преступал он клятву, не расторгал договора, не нарушал мира? Неужто нет? И неужто никому из эллинов не следовало наконец подняться и воспротивиться ему? Неужто опять нет? Если не следовало, а вместо этого нужно было, чтобы Эллада со всею несомненностью оказалась, как говорится, мисийскою (т.е. троянскою Ц В.Н.) добычей Ц и это при живых и здравых афинянах! -- тогда, конечно, я попусту суетился, речами этими увлечённый. Если так, то пусть всё свершившееся зовётся моим преступлением и вменяется мне в вину!╗.

Величайшим из ораторов Древнего Рима по праву считается Марк Туллий Цицерон (106 Ц 43 гг. до Р. Хр.), имя которого стало нарицательной характеристикой красноречивого человека. В его произведениях латынь приобретает невиданное прежде разнообразие стилей и интонаций Ц за это Цицерона называли лмастером десяти тысяч цветов╗.а Ему подвластно всё Ц от высокого пафоса до трезвого и внятного рассказа, от застенчивой умилённости до едкой иронии. Вот он обвиняет Катилину Ц заговорщика, стремившегося к единоличной власти: лДоколе же, Катилина, будешь ты злоупотреблять нашим терпением? Как долго ещё ты, в своём бешенстве, будешь издеваться над нами? До каких пределов ты будешь кичиться своей дерзостью, не знающей узды? Неужели тебя не встревожили ни ночные караулы на Палатине, ни стража, обходящая город, ни страх, охвативший народ, ни присутствие всех честных людей, Е ни лица и взоры всех присутствующих? Неужели ты не понимаешь, что твои намерения открыты? Не видишь, что твой заговор известен всем присутствующим и раскрыт?.. О времена! О нравы! Сенат всё это понимает, консул видит, а этот человек всё ещё жив╗Е

Античная философия выработала жанр диалога, в котором собеседники обсуждают какой-либо вопрос, представляя его с разных точек зрения, так что перед читателем ход мысли предстаёт разыгранным в лицах. Создателем этого жанра был Платон (ок. 428 Ц 347 гг. до Р. Хр.) Ц редко бывает, чтобы один и тот же человек занимал настолько значительное место и в истории литературы, и в истории мысли. Главным персонажем своих диалогов Платон сделал своего учителя Ц мудреца Сократа, казнённого "за развращение юношества и введение новых богов". Защитительная речь Сократа на суде, закончившемся смертным приговором Ца "Апология Сократа" Ц одно из самых сильных произведений Платона, и единственное, написанное не в форме диалога. Мудрец, перед лицом смерти говорящий неприятную правду толпе, привыкшей к лести и ироническиа увещевающий её: "Не шумите, не шумите, мужи афинские!", а на приговор отвечающий: "Теперь нам всем время идти: вам Ц чтобы жить, мне Ц чтобы умереть, а что из этого лучше, не знает никто, кроме бога" Ц этот образ остаётся одним из самых драгоценных сокровищ, какие античность завещала векам.

Один из лучших диалогов Платона "Пир" посвящён любви (именно ему мы обязаны выражением "платоническая любовь"). На пиру его участники восхваляют её, а Сократ выстраивает такую иерархия в понимании любви: Тот, кто может взять правильный путь к этому делу, должен начать с того, чтобы ещё и в молодости направляться к перкрасным теламЕ Он должен стремиться любить одно из них и здесь "рождать" прекрасные речи. ЗатемЕ ему надлежит стать поклонником прекрасных тел вообще, а ту сильную любовь к одному ослабитьЕ После этого ему следует красоте духовной отдавать предпочтение перед красотою телесноюЕ Кто будет доведён до Е предела Е знания, кто узрит в правильной последовательности прекрасное, тот Е увидит, Е что прекрасное существует вечно, что оно не возникает, не уничтожается, не увеличивается, не убываетЕ Прекрасное не предстанет перед ним ни в виде какого-либо облика, Ени в виде существуещего в чём-либо другом, например, в каком-нибудь живом существеЕ Прекрасное предстанет перед ним само по себе, будучи единообразным с собою,тогда как остальные прекрасные предметы имеют в нём участиеЕ Если человек достиг этого в жизни, Е более, чем когда-либо он может сказать, что он жил достойным образом"Е

алОтцом истории╗ называют Геродота Галикарнасского (между 490 и 480 гг. Ц ок. 426 до Р. Хр.). лГеродот Галикарнасский излагает свои разыскания, дабы ни события с течением времени между людьми не истребились, ни великие и дивные дела, эллинами и варварами совершённые, не остались бесславными; а речь здесь будет, между прочим, и о том, от каких причин между ними произошло кровопролитие╗ -- так начинается его лИстория╗.а Это стремление познать разумные причины событий Ц то, что отличает Геродота от более ранних рассказов о прошлом (например, от гомеровского эпоса).

Ксенофонт Афинский (ок. 426 Ц 354 до Р. Хр.) был писателем совсем иного склада: его интересовало не столько движение истории, сколько характеры и поступки людей. Самая знаменитая его книга, лАнабасис╗ (букв. лВосхождение╗, лДвижение вверх╗), в отличие от лИстории╗ Геродота, рассказывает о событиях, для судеб Эллады не столь уж важных: о походе десяти тысяч эллинских наёмников из глубин Персидской державы на родину. Но для Ксенофонта они важны и интересны: во-первых, потому что он сам был одним из предводителей этого похода, а во-вторых, потому что история этого похода давала возможность показать и быт (военный и чужеземный), и характеры солдат и полководцев Ц то, что его интересовало прежде всего. Повествование о событиях собственной жизни Ц нечто совершенно новое для греческой культуры; сам Ксенофонт старался смягчить эту новизну, говоря о себе в третьем лице.

История, изложенная в лАнабасисе╗, вкратце такова: младший брат персидского царя Артаксеркса, Кир, задумал свергнуть брата с престола и собрал для этого войско, наняв, в частности, 10 000 греческих воинов. В битве с царскими войсками Кир был убит, войско его частью рассеялось, частью перешло на сторону победителя. Однако греки сдаться царю отказались. Кружным путём, вверх по течению Тигра, а затем через Кавказские горы (отсюда название книги Ц буквально лдвижение вверх╗: сперва вверх по течению, потом вверх по склонам), с непрерывными боями они вышли на побережье Чёрного моря и добрались до греческих колоний. Этот поход Ксенофонт расписал почти по дням, найдя место и для портретных характеристик Кира, его приближённых и греческих командиров, и для зарисовок странных для греков варварских обычаев, и для описания боёв, мелких стычек и походных тягот.

Римским соперником Ксенофонта был Гай Юлий Цезарь (100 Ц 44 гг. до Р. Хр.) -- редкий случай, когда в качестве писателя (причём большого писателя) выступает один из центральных персонажей мировой истории. Его жизнь военачальника и диктатора, обозначившая перелом от республиканской эпохи к императорской Ц одна из ярчайших страниц в летописях мира.

Исторические сочинения Цезаря Ц это лЗаписки о Галльской войне╗ и лЗаписки о Гражданской войне╗. В них Цезарь, подобноа Ксенофонту, пишет о себе в третьем лице. Автобиографичность придаёт его повествованию ни с чем не сравнимый вкус жизненности и достоверности Ц хотя современные учёные и знают, что Цезарь не везде говорит всю правду и не всегда говорит только правду. Во-вторых (и в этом Цезарь тоже следует за Ксенофонтом), слог его сух, краток и точен: автор сознательно и решительно отказывается от любых украшений. Если у Цицерона латынь достигает небывалого разнообразия оттенков, то в прозе Цезаря торжествует суровая чёткость логических отношений, предельное выявление смысла тщательно отобранных слов: лГаллия по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут бельги, в другой Ц аквитаны, в третьей Ц те племена, которые на их собственном языке называются кельтами, а на нашем Ц галлами. Все они отличаются друг от друга особым языком, учреждениями и законами╗Е Образцом совершенной точности, неслучайности слова Цезарь остался на все времена. лЗаписки╗ дают и очень яркий образ самого автора: его величие, которое хочется назвать бесчеловечным, проявляется не только во всех его поступках, всегда обдуманных и расчётливых, но и в мощной сжатости его фраз. И сам автор, и его стиль как будто воплотили мощь римской государственности, столь пугающую и столь притягательную для потомков.

Плутарх (ок. 45 Ц после 120 гг. по Р. Хр.), который для последующих поколений стал чуть ли не главным представителем античной исторической прозы, сам себя ощущал скорее философом. Но славой он обязан прежде всего лСравнительным жизнеописаниям╗, которые стали настольной книгой для многих поколений.а В ней Плутарх с равным интересом разглядывает и героев Эллады, и тех, кто сделал великой державой Рим Ц ему важно уяснить нравственную основу их поведения: лМы пишем не историю, а жизнеописания, и не всегда в самых славных деяниях бывает видна добродетель и порочность, но часто какой-нибудь ничтожный поступок, слово или шутка лучше обнаруживают характер человека, чем битвы, в которых гибнут десятки тысяч, руководство огромными армиями и осады городовЕ╗

Повествование Плутарха строится так: наметив в начале главные черты какого-нибудь славного мужа, он затем раскрывает их через его слова и поступки, стараясь вылепить цельный и внушительный образ. После каждой пары жизнеописаний следует сопоставление греческого и римского героев: греческая мысль, привыкшая делить мир на эллинский и варварский, пытается осмыслить греко-римское двуединство античной цивилизации.

Наше представление об античности как о времени великих мужей сложилось во многом под влиянием Плутарха (и даже перечень этих мужей в общем исчерпывается теми, кому посвящены лСравнительные жизнеописания╗). Величественный Перикл, развратный Антоний, умный и властный Цезарь, свободолюбец Брут Ц все эти имена стали нарицательными обозначениями доблестей и пороков как раз потому, что так их написал Плутарх.

Вершиной римской исторической прозы по праву считается творчество Публия Корнелия Тацита (ок. 55 Ц ок. 120 по Р. Хр.). Двадцатый век к нему был внимателен вдвойне, и недаром. Болееа ранние римские историки писали о доблести и славе Ц Тацит зорко и беспощадно разглядывал террор и тиранию. Уже самая первая книга Тацита, лАгр·кола╗ (биография его тестя), изображалаа поведение человека достойного, но отнюдь не героя, в условиях бесчеловечного режима. Эти две темы Ц тирания и нравственное противостояние ей Ц организуют и главные исторические труды Тацита: лИсторию╗ и лАнналы╗ (это слово значит ллетопись╗).

Тацит, однако, вовсе не был наивным свободолюбцем. Он помнил, что императорский порядок пришёл не на смену порядку республиканскому Ц он пришёл на смену беспорядку, анархическому состязанию самолюбий; и ужасы гражданских войн были ничуть не лучше жестокости императоров. Борьбу свободы, которая постоянно оборачивается дикостью и хаосом, с культурой и порядком, которые так же постоянно срываются в тиранию, Тацит описал в книге лГермания╗.

Именно Тацит сформулировал закон для историка Ц писать лsine ira et studio╗, без гнева и пристрастия. Однако его мрачно-торжественный тон, высокую горечь его слога не назовёшь беспристрастной. Другое дело, что гнев и пристрастие редко застили ему глаза, но преступления он всегда называл преступлениями и низость Ц низостью.

Античная эпоха оставила в наследство Европе очень многое Ц великую литературу, философию, научное мышление, законыЕ Но едва ли не важнее всего этого было то, что она оставила свой собственный образ, в который последующие поколения напряжённо вглядывались, ища в нём то идеал государства и гражданина, то предостережения о современных бедах; то примеров мудрости и героизма, то мрачных картин жестокости и разврата. Античность во многом служила образцом поведения Ц для Людовика XVI и Робеспьера, Наполеона и Бенджамена Франклина, декабристов иа ПушкинаЕ А этот образ создан античной исторической прозой Ц от Геродота до Светония.

Роман для нас Ц главный из прозаических жанров. В античности существовали произведения, похожие на романы, ноони считались не литературой, а развлекательным чтивом Ц как сейчас боевик или дамский роман. Положение стало меняться лишь в римскую эпоху, когда в роман стали проникать элементы стилистической отделки. Тогда стало возможным появление таких книг, как "Метаморфозы" Апулея (ок. 124 Ц ок. 180 гг. по Р. Хр.). Этот роман соединяета почти сказочный сюжет с подчёркнуто изысканным слогом Ц автор даже отчасти злоупотребляет редкими словами, ритмами и созвучиями.

Молодой человек по имени Луций упрашивает свою любовницу похитить для него у её хозяйки-колдуньи зелье, превращающее человека в птицу. Но служанка перепутала снадобья и Луций обращается в осла. В скотском облике он переживает длинный ряд злоключений, наблюдает человеческую жадность, глупость и похоть, выслушивает целый ряд историй, то поэтичных, то непристойных, и, наконец, на празднестве в честь богини Изиды возвращает себеа человеческий облик. За сюжетами, которые автор почерпнул в народных сказках, проглядывает второе, иносказательное значение: страсти и похоти обращают человека в скотину, и только через приобщение к высшему можно пробудить человеческую природу своей души.

О любой культурной эпохе можно сказать, что она повлияла на дальнейшее развитие литературы: ведь каждое поколение учится у своих предшественников. Но для античности это верно и в ином смысле: она никогда не становилась только прошлым, но всегда пребывала в настоящем как действующая норма культуры (едва ли не все культурные движения объявляли себя подлинными наследниками античности, открывшими её подлинный лик) и в будущем как недостижимый идеал прекрасного и нармоничного Ц идеал, сохранявший привлекательность на протяжении столетий.